– Меня и в участок! Не позволю! Разве ты не знаешь меня, полковника? Все генералы – это мои товарищи. Генералы, понимаешь? А ты? Ты нижний чин! – кричал пьяный.

– Кто это? – спросил генерал у швейцара.

– Я не знаю. А вот идёт околоточный, я его сейчас кликну.

Тем временем околоточный надзиратель успел распорядиться посадить продолжавшего бушевать пьяного на извозчика и отправить его в управление участка. По зову швейцара околоточный подошёл к генералу.

– Скажите, пожалуйста, – спросил у него генерал, – как фамилия этого несчастного полковника?

– Это, ваше превосходительство, вовсе не полковник. Это отставной канцелярский чиновник, выгнанный за пьянство. Фамилию его я сейчас забыл. Обыкновенно он является к приезжающим военным, выдаёт себя за старого товарища и выпрашивает деньги. Как получит, сейчас и пропьёт. Вероятно, и сегодня какого-нибудь доверчивого провинциала подкузьмил. Прикажете узнать его фамилию, ваше превосходительство?

– Не нужно! – сердито проговорил генерал и быстро зашагал по направлению к своему номеру.

Сапоги {5}

Не проходило дня, чтобы кто-нибудь да не поколотил Ваньку-дурака, деревенского парня лет восемнадцати…

Сын мельника Спиридона – здоровый крепыш семилетний Ваня – был большой шалун. Особенно любил он лазить по деревьям. Однажды взобрался он на дерево чересчур высоко, сорвался и сильно расшибся. Его подняли без чувств, и пролежал он в постели месяца два. Крепкая натура вынесла, и он встал. Физически он совершенно поправился, только умственное развитие его с этих пор приостановилось. В восемнадцать лет он по внешнему виду ничем не отличался от сверстников, по уму же остался семилетним ребёнком. Никакими просьбами и побоями его нельзя было заставить работать. По-прежнему он любил играть с детьми, лазить по деревьям и шалить грубо, по-деревенски.

Вот идёт по деревне баба с ребёнком на руках. Он тихонько подкрадывается сзади и внезапно над самым её ухом вскрикивает диким голосом. Баба от испуга роняет ребёнка. Ванька доволен, хохочет. Баба схватывает первую попавшуюся под руки палку и бьёт Ваньку. На её крик прибегают крестьяне и также бьют его. Ванька с плачем бежит домой. Там узнают, в чём дело, и, в свою очередь, опять бьют.

Невесела была его жизнь, но он как ребёнок скоро забывал свои слёзы. Не успевала ещё утихнуть боль помятых боков, как уже слышался его весёлый хохот с какого-нибудь дерева. Там ему было хорошо, там он чувствовал себя в безопасности от людей, которых он и боялся, и ненавидел как дикий. Он был грязен, нечёсан и не обращал ни малейшего внимания на одежду. Ему было совершенно безразлично, что у него на теле. Любил он только игрушки, дрался из-за них и отнимал у детей.

Вдруг поведение его резко изменилось. Он стал послушен и тих. Никто не мог понять, что с ним случилось. Крестьяне решили, что он заболел…

Его детское душевное равновесие всколыхнулось от ласки, от настоящей, хорошей, чистой ласки.

Много лет тому назад одна из его родственниц, служившая в городе у господ горничной, уехала с господами в Малороссию и там вышла замуж за хуторянина. Муж умер, и она приехала навестить своих родных. Приехала вместе с ней и её шестнадцатилетняя дочь красавица Маруся. Каждый день с утра Маруся была окружена толпою любопытных. Все желали послушать её мягкий южный говор, посмотреть на её оригинальные малороссийские наряды. На всех производили большое впечатление её безыскусственная простота в обращении, услужливость и истинная доброта.

Через несколько дней после приезда шла как-то Маруся с парнями по улице. Вдруг откуда-то из-за угла вывернулся Ванька, неожиданно подскочил сзади к Марусе и сильно дёрнул за вплетённую в косу ленту. Маруся вскрикнула. Несколько парней бросились на Ваньку и стали его бить. Ванька заревел. Узнав, что это дурачок, Маруся заступилась за него и, взяв его за руку, посадила рядом с собой на скамейку.

На все её вопросы Ванька не отвечал и с угрюмым лицом дико озирался. Она отёрла его слёзы передником, похлопала рукой по щеке и попросила парней рассказать ей о нём. Длинна была история о диких выходках Ваньки. Во время рассказа он много раз порывался убежать, думая, что его опять будут бить за то, за что уже били не раз, но Маруся, поглаживая его по руке, успокаивала его и не пускала.

Она потребовала от парней дать обещание на будущее время не бить Ваньку. Ему же сказала, что она всегда будет за него заступаться.

– Если же ты, – добавила она, – не будешь обижать детей и перестанешь всех пугать и придёшь ко мне умытый и причёсанный, я тебя поцелую.

Начиная со следующего дня чистый и скромный Ваня каждый день являлся к Марусе за поцелуем. Он не отходил от неё, смотрел ей в глаза и беспрекословно исполнял малейшее её желание. Старики хвалили его, а парни величали женихом Маруси. Это название ему очень нравилось.

Молва о красоте и оригинальности Маруси не прошла для неё бесследно. Через два месяца она была уже невестой помощника волостного писаря. Невеста стала часто ездить в соседнее село в гости к родне жениха. Забытый Ванька сидел на скамеечке молча, опустив голову.

– Эх ты, Аника-воин! – смеялись над ним парни. – Прозевал свою невесту. Увезут её совсем, и больше никогда не увидишь. А всё это только оттого, что ты босой ходишь. Вот если бы у тебя были такие сапоги, как у писаря, она не изменила бы тебе и за тебя вышла бы замуж.

Крепко засели эти слова в уме Ваньки. Когда отец стал собираться ехать в город, Ванька неожиданно попросил купить ему сапоги.

– Сапоги? – изумился отец. – Зачем тебе сапоги?

– Замуж за себя Марусю хочу взять…

Долго и неудержимо хохотали все домашние, хохотала затем вся деревня.

Возвратился Спиридон из города, привёз разную мелочь, привёз и сапоги, только не для Ваньки, а для себя. Давно он собирался купить себе особые сапоги, в которых можно было бы ходить по болоту около мельницы. В этот год мельница хорошо работала, он сколотил кое-что и купил себе охотничьи сапоги.

Сапоги эти произвели громадное впечатление на Ваньку. Парень долго молча смотрел на них и бессознательно потянулся за ними. Отец быстро вырвал сапоги у сына и пригрозил выдрать его вожжами.

Через несколько дней Ванька улучил минуту, стащил сапоги, надел их и отправился гулять к избе, в которой жила Маруся. Спиридон исполнил своё обещание и сильно постегал Ваньку ремёнными вожжами. Урок этот прошёл для Ваньки совершенно бесследно. По-видимому, думал он только об одних сапогах. Он не шёл гулять, сидел дома и караулил. При первой возможности он хватал сапоги, надевал их и шёл гулять. Завидев издали приближение отца, он убегал в лес. По возвращении домой по нему разгуливали вожжи. Наконец Спиридону надоело бить сына, и он стал запирать сапоги в чулане под замок.

В конце лета справляли свадьбу Маруси. Почти вся деревня ушла в соседнее село смотреть венец. Спиридон и все его домашние как родня невесты отправились всем домом. Чтобы не оставлять Ваньку одного, его взяли также с собой и избу заперли замком.

В церкви Ванька долго и упорно смотрел на сапоги жениха и потом незаметно скрылся.

Поздно вечером возвратилась домой семья Спиридона. В избе одна из рам в окне была выставлена, дверь в чулане разломана, и сапоги были похищены. Всё остальное имущество было не тронуто. Ясно было, что сапоги взял Ванька. С ругательством Спиридон отправился за вожжами, но и их не нашёл. Вожжи также исчезли.

Было уже совершенно темно, а Ваньки всё не было. Кто-то из соседей сообщил, что видел Ваньку издали в лесу. Искать его отправились несколько человек во главе с отцом. Когда подходили к опушке леса, послышался подозрительный шум.

– Ванька! – закричал Спиридон. – Выходи. Всё равно выпорю!

Ответа не было.

– Эй, Ванька, выходи лучше добром, не то хуже будет! – постепенно разгорячаясь, кричал Спиридон. – Ты думаешь, что вожжи взял, так и пороть тебя нечем будет? А вот я тебя сначала этой палкой изобью, а потом вожжи на шею намотаю, да и повешу на сук тебя, чтобы не лазил больше по деревьям! Давай сюда сапоги! Слышь, ты! Кидай сапоги, тебе говорят! Сам же можешь убираться ко всем чертям!